Название: Пастельные краски.
Автор: 21st century
Фандом: Кроссовер Resident Evil, Supernatural, Devil may Cry, Сall of Duty.
Размер: Макси.
Пейринг/Персонажи: Персонажи названных фандомов. Из DMC: Данте, Вергилий, Ева.
Жанр: AU, Мистика, Экшн (action), кроссовер.
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: AU, постапокалипсис. Материки Южной и Северной Америки охвачены пандемией вируса Т. Большая часть населения - заражена и погибла, часть выживших находит пристанище под землей, в искусственном оборудованном комплексе. Их жизнь окружена имитацией и синтетикой, химической пищей и надежной ложью правительства. Другая часть отслоилась и существует независимо: закрытый сектор зовет их Повстанцами - бродягами, мародерами, выживающими на поверхности любыми способами и ценой. В свою очередь, Закрытый сектор организован цивилизованно и гармонично - по официальным данным он подчиняется правительству, на деле - отдан сильнейшим фармацевтический компаниям, разделивших комплекс на сектора. Повстанцы выказывают нежелание подчиняться новой Власти и за сим подвержены травле. Новый мир разделяется на два отдельных куска.
От автора: Проба пера после долгого застолья. Рассказ не имеет глав, потому выкладываться будет кусками. Пересечение фандомов имеет логическое обоснование, которое планирует постепенно раскрываться по ходу сюжета.
Предупреждения: AU, кроссовер.
Предыдущие куски -
devilmaycryarc.diary.ru/p184980823.htmчитать дальшеРебекка жмет руки к груди. Ее силуэт обведен желтым и красным, будто огненный круг. Шаги рисуют внутри неровные двойки. С ее волос стекает вода.
- Группа вылазки три один. Ответьте.
Голос диспетчера шуршит, как бумага - Барри прислоняет динамик близко ко рту:
- Группа три один. Мы потеряли двоих.
Много шипящих и гласных плывут через шорох и шум. Помехи скачут и падают, как косточки вишни: за ними трудно что-либо услышать, но еще трудней - разобрать.
- Группа три один. Повторяю: мы потеряли двоих.
- Что нам делать?
Вопрос звонко падает каплей. Ребекка выглядит хрупко и ломко - ресницы влажно хлопают, как крылышки галки, брови тревожно подняты, собрав хмурую складку на лбу. Барри различает много подвижных теней за полукругом торпедо.
Он ставит точку поворотом ключа:
- Ждать. И что-то подсказывает мне, что недолго.
***
Под ними стелется мокрый асфальт.
Дин считает, что слово «бег» не подходит. Нужно больше, чем поднятый слог из груди. Нужен ритм длинный, тягучий – порхание низкого и высокого «до». Больше слогов и меньше запинок. Потому что нет правды в глаголе: «бежать». Нет ритма в ушах - звука и цвета, - ударов подошв и тяжести легких в груди. Слово «бег» - неправдиво. Так думает он, уходя от собак.
Кажется, они ступают по глади – глянец дорог блестит чисто, зеркально, а звук смазанный, скользкий, как босоногий удар. Тучи почти лежат у них на плечах. В дожде дышать очень сложно: воздух наполнен водой и каждый вдох ранит горло до кашля – холодную влагу даже можно глотать.
Дин считает, что он не ошибся. Ниванс должен это признать. Запах еды привлек зараженных; он позвал одичавших, голодных, связал больных и здоровых собак.
- Да где же они?!
Гроза высветляет мокрый ежик волос. У одной из собак тяжелая морда мастиффа, щеточки усов у другой – грязно-белый и желтый, - как смешной воротник бороды. При свете дня он мог бы быть дружелюбным.
Солдат пытается стрелять от бедра, но ругань рвется из горла - вслепую он не может попасть.
Винчестер старается не смотреть на него; он ищет взглядом машину. Мигание фар вдалеке, как гроза - круги долго вращаются, пульсируя светом, блестящие точки как совьи глаза.
Они распугают собак. – Надеется Дин и даже мысленно просит.
Облака разрезает простая геральдика молний. Он понимает не сразу, что Ниванс кричит. Восклицание льется низко, с нажимом: рычанием зверя, чью лапу вот-вот откусит капкан. Мастифф получает пулю из короткого Glockа.
Что-то черное льется в три тонких ручья.
Голень солдата выглядит просто отвратно. Он убивает белого пса и почти роняет сумку на землю. Капитан понимает: он больше не сможет бежать.
Colt тяжелеет за пазухой и с чьих-то губ слетает тихое:
-Черт…
И все внезапно кончается, часы стоят и больше не могут идти. Их глаза смотрят друг в друга, но оба молчат. Безмолвие тянется - сытое, плотное, - густое и горькое, как угольный смог.
Слов больше не нужно. Дин слишком уверен, что Пирс заражен.
***
19.50. Кусочек света смотрит Пирсу в лицо. У пистолета плавная шея; яростный, стройный анфас головы. Его профиль серебристо-змеиный - тело тревожно блестит чешуей, и, не мигая, в лоб уперта глазница; он хватает и держит дуло рукой.
Сильно пахнет мокрым асфальтом; мокрая шерсть добавляет в него кислоты.
- Убери это. Дин.
Здесь, в этом свете, сведенные зубы могут сойти за оскал.
Там, позади, шаги влажно хлюпают; отступает на запад гроза.
- Остановитесь!
Это голос Ребекки. Ее пальцы хватают запястье со скользкой полоской часов, и губы влажные, тонкие - гнутся, шевелятся в упругих выдохах слов:
- Дин! – Она налегает, но рука тверда и упруга; так тяжело не может сложиться ржавый сухой механизм. - Дин! Пожалуйста!
- Они здоровы, раскрой глаза! Посмотри на них!
- Дин, прошу!
- Собаки мертвы! Убери чертову пушку!
Они слоятся один на другой, много нарезанных пластов - резких и рубленных, - скачущих вверх голосов. Кивает черный глазок пистолета, - Ребекка ведет дуло прочь: мешает, бросается, - и сталь сдается, неровно идет ходуном.
Выстрел падает и с искрой черкает асфальт.
- Дин…
- Отойди!
- Пожалуйста…
Она соединяет их, как стрелки часов: Дин – это девять, а Ниванс – пятнадцать минут. Они выглядят почти как одно: у бровей сошлись глубокие хмурые складки, неуклюжая челка кистью на лбу и радужки глаз – кабошон изумруда.
Звонкость голоса рвется в высокие ноты, и неясно: девушка кричит или плачет. Пирс хочет отпихнуть ее или Дина - их руки свиваются, будто в звено, и вместо фраз – металлический скрежет.
Ребекка знает, что никто не уступит. Пятка ладони давит Винчестеру в грудь, и восклицание, громкое, льется им в уши; она говорит:
- Время прошло!
Псы за спиной не шевелятся.
- Вирус бы себя проявил. – Она уточняет. - До сих пор. Точно бы себя проявил.
- Я говорил тебе. – Брезгливо морщится Пирс и дергает руку. – Но ты никому не доверяешь. Так почему мы должны?
- Я твой капитан. – Дин нажимает на каждое слово. – И я не видел ни одного – слышишь? – ни одного зараженного, который сказал бы: «я - инфицирован, давай, пристрели меня, парень».
- Ты мог сперва убедиться.
- Читай по губам: «это – правила жизни». Так что смотри под ноги, в следующий раз. Я не потащу в лагерь заразу.
Чамберс мешает им снова сцепиться и жмет ладошками в грудь, разжимает. Кладет в восклицание справедливо едкий упрек:
- Сейчас не лучшее время. Уже очень поздно. Нам нужно срочно уходить.
Винчестер кивком соглашается и проходит мимо нее, отдавая приказ:
- Я сяду за руль. Здесь рядом Чистка, но, похоже, им сейчас не до нас. Барри. Гостеприимством злоупотреблять не будем. Помоги Пирсу забраться. Пусть велико желание оставить его здесь.
Он слишком рано уходит. Дин не видит, как у солдата от злости темнеют глаза.
***
В 21.15 они возвращаются в лагерь, и Пирс с размаха бьет Дина в лицо.
Давно хотел это сделать.
***
- Координатор номер 217?
- Номер 217 на связи.
- Что ты возомнила о себе, сука?
- Укажите запрос, сэр.
- Я спрашиваю: что ты о себе возомнила?
- С кем я говорю?
- Ты отозвала нас в Зону 116. Она полностью пуста. Ни черта живого.
- Простите?
- Слушай внимательно – из 114. Ты отозвала нас из 114 Зоны. Откуда минутами позже – ты слушаешь, сука? – сбежали повстанцы.
- Вас связать с руководством?
- Ты не отвертишься, тварь.
- Конец связи.
- Конец связи.
***
Светильники качаются на толстых цепях: стеклянные дверцы словно подкопченные, огоньки бьются в стенках, как в клетке. Этот свет всегда неуютен - он красит брезент зеленцой.
Саймон показывает фокус с монеткой. Двое детей, самых маленьких, завернуты в толстую куртку, как в плед – британский флаг расползся по плечу паутиной - в складках исчезли две буквы из «Гоуст».
- Следите за руками. – Стучит по кулаку двумя пальцами. Дыхание в ткань греет лицо – череп заметно истерт на челюстях балаклавы, надо будет подправить его.
- А где же монетка? – Любопытствует девочка с хвостиками, задирая подбородок повыше, пытаясь в него заглянуть.
Он раскрывает кулак – показывает: вот, на ладони. Смыкает.
- В правой руке.
- А ты рукава закати! – Требует кто-то другой. - Ты ее спрячешь!
- Так лучше, маленький профи? – Саймон подыгрывает, подогнув рукав до локтя. – Похоже, ты не из тех, кого можно провести. А теперь следи внимательно.
Он поднимает медную каплю, зажав ребро двумя пальцами - все смотрят на тыл, - тянется левой рукой, сверху, будто берет, и быстро прячет – захлопнув кулак. Дует легонько. Раскрывает – пуста.
- И где она?
- За ухом.
Сейчас он не может вспомнить фокус сложнее. Райли достает положенный цент из-за пряди волос спросившего мальчика и кладет его в цветной полукруг.
- Она была все время в правой руке, так?
Эти дети не верят ни в фокус, ни в чудо. Даже в простом не может их обмануть.
- С чего ты решил? Она была за ухом. Нужно чаще их мыть. – Гоуст подбрасывает вверх подбородок, скачком, роняет. – А ты, Кэсси, передай плеер другому. Эй! Совсем не слышит? – Уточняет, и просит детей оттянуть наушную лапку; говорит. – Тут нужно уметь делиться. Договорились? Чтобы всем хватило.
Он хлопает себя по коленям. На брезент дробно падает дождь и гроза нарастает, по облакам ветвисто расползается молния. Детей почему-то и много и мало - не много из них родилось до инфекции. Может, в Секторе, им было бы и лучше, чем здесь. Но он не уверен.
Его окликает плечистый солдат без жетона:
- Время твоей смены, Гоуст.
- С каких это пор янки стали такими пунктуальными?
- С концом света?
- Паршиво звучит.